Мастерская Юры – продолжение посаженного Мастером сада. Над бархатом травы поднимаются к небу стебли цветов, стволы и кроны деревьев. Солнечные лучи сквозь ажурные сплетения ветвей, преломившись в зелени листьев, скользят по разложенному на подоконниках собранию обработанной морскими волнами древесины и выветренных окаменелостей марокканской пустыни, по потертому временем эмалевому циферблату старинных часов и достигают мольберта, на котором взрастают плоды художнического труда – картины Мастера.

       О картинах литовского художника Юрия Григоровича говорят и пишут специалисты многих стран. Искусствоведы стараются определить место, которое занимает художник в современном художественном пространстве. Но, в отличие от большинства художников, претендующих на роль изобретателей колеса или увлеченных вариациями чужих достижений, Григорович не вписывается в узкие рамки отдельных -измов и не умещается в русле современного течения постмодернизма. Григоровича отличает широкая образованность, углубленное внимание, проникающее в ткани бытия, и возвышенное отношение к материи как форме бытия духа. Он остается одухотворенным реалистом, даже работая над абстрактной композицией.

       Абстрактная живопись Юры – это оформленные средствами визуального искусства отражения универсальных аспектов реальности, композиционные построения внутренних ассоциациативных импрессий, претворенный на холсте эстетический опыт автора, приобретенный им в процессе постижения искусства XX века. Григорович исполняет отвлеченные от частной предметности построения в стилистических традициях, заложенных русским художником Василием Кандинским, подхваченных в 1940-х годах группой американских художников, среди которых европейским зрителям наиболее известны Джексон Поллок и Марк Ротко, и развитых в 1950-е годы «новой волной» французов-абстракционистов. В широкий диапазан стилистик школы «абстрактного академизма» (термин, введенный в искусствоведческий оборот Марселем Рагоном) Юрий Григорович внес свой опыт лирической гармонизации живописной композиции, накопленный в плодотворной работе в жанрах пейзажной и портретной живописи. Это привнесение придает его абстрактным композициям особенную, деликатную мягкость, вызывает у зрителя ассоциации с умиротворенными состояниями элементов композиции, покоящимися в пространстве холста как в воздухе, пропитанном утренним, полуденным или вечерним светом. Светящееся пространство, как правило, лишь слегка моделировано сближенными цветовыми или тональными оттенками и своим спокойствием уравновешивает энергичность цветовых пятен – индивидуальных эмоций, выраженных разнохарактерными средствами: простотой локального пятна или сложностью фактурных моделировок, определенностью или размытостью очертаний, угловатостью или лекальной скругленностью ритмически организованных взаимоотношений пятен друг с другом и с общим пространством холста. Разнохарактерные индивидуальности цветовых пятен на картинах Ю. Григоровича находятся не в контрасте раздельного сосуществования, не в конфликте противостояния, а в гармоничной взаимосвязанности, подобно звеньям ДНК или членам единого организма. Абстрагируясь от предметной конкретности, художник концентрирует внимание на свойствах и связях реального мира, выявляет существенное этих свойств и связей и объективным языком точки и простанства, линий и пятен, тона и цвета излагает постигнутое на плоскости. В абстрактных картинах Григоровича отражается жизнь Любви – жизнетворящего свойства, собирающего частности, соединяющего черное и белое, инь и янь.

       Пейзажи Григорович пишет в традициях того направления живописи, которое основано на импрессионистических достижениях Александра Иванова (в итальянских этюдах), российской пейзажной живописи второй половины XIX века (Федор Васильев, Исаак Левитан), и которое, будучи обогащенным особенностями французского импрессионизма, развивалось в СССР во второй половине XX века, сохранив до наших дней практически утраченное в Европе мастерство пейзажной живописи. Много и вдохновенно работая на пленере, Юра мастерски фиксирует в этюде подлинные в данный момент отношения света и формы. Опыт Мастера, способного по-восточному концентрировать свою энергию на вбирание в себя окружающего пространства, позволяют художнику в изменчивом многообразии природы уловить и запечатлеть сущностное в его конкретно-частном состоянии – остановить прекрасное мгновенье. Природа открывает красоту только любящему ее, с уважительной внимательностью относящемуся к ее особенностям. Обьективные особенности тепло-холодности цвета, которые Мане, Ренуар и их последователи гипертрофировали как личное impression, Григорович предпочитает не искажать, представляя зрителю красоту подлинных состояний природной реальности.

       Поездка в Северо-Западную Африку вывела Григоровича из привычного для европейца круга представлений. В марокканской пустыне и на берегу Атлантического океана он получил опыт, подобный опыту первых христианских монахов, отшельничавших в египетских пустынях и восходивших от привычной суеты мира к Вечному. Марокканские впечатления оказалась столь яркими, что по возвращении в Вильнюс Григорович написал серию картин. По профессионализму исполнения и эмоциональной выразительности эта серия подобна азиатской серии замечательного русского сюрреалиста (в буквальном значении – сверхреалиста) Василия Верещагина, но спектр состояний реальности, воспроизведенных Григоровичем на холсте, шире, а проникновение мастера в индивидуальные особенности пейзажа глубже, чем у Верещагина. Марокканские пейзажи знакомят зрителя с архетипическими состояниями реальности, миллионы лет длящимися отношениями земной материи с космосом. Эти отношения отразились также в ряде символических картин Григоровича, особенно в его «Ангелах» и «Фараонах». В стилистике этих типично постмодернистких картин художник совмещает декоративность картин Густава Климта с мистически мерцающей воздушностью работ Павла Кузнецова, используя таким образом композиционные и пластические достижения и модернистов, и символистов.

       Одна из любимых тем, над которой Юра начал работать в абстрактной стилистике, получила развитие в серии картин, названной художником «Города, в которых я не был». Эти картины стали результатом восхождения мастера от идеализированного абстрактного к конкретному. В них отчетливо проявлен характер автора – его лирический романтизм и созидательная активность его архитектурных построений в светящейся гармонии трех стихий: земли, воды и воздуха. Здесь нет заслоняющих солнце, пронзающих небо и падающих небоскребов. Здесь уютно, воздух пронизан светом ласкового солнца и домашнего очага, здесь и люди и коты могут плыть в гондоле по водной глади или на воздушном шаре по теплому небу, созерцая бесконечные переливы света на декоре стен, на контрофорсах, арочках, башенках, крышах. В городах Юры Григоровича слышатся отзвуки неаполитанских песен, сюит Грига, этюдов Шопена, говор греческой, латинской, арабской речи. Здесь хорошо читать эпические поэмы Гомера, сонеты Петрарки, трагедии Шекспира и Гете, романы Толстого, поэтическую прозу Германа Гессе. В эти города хочется совершать паломничество. Здесь хочется жить…

       Мастерски владея краской и большим диапазоном гиперреалистических, импрессионистских, модернистских, символических, абстрактных средств выражения, Юра гармонично синтезирует в живописных композициях глубокие познания, чувственность и духовность, одухотворяет движением кисти материю красок и пространство холста. То, что для других мистика, для Григоровича – знание и умение, профессионализм Мастера. Его секрет – в страстной любви художника к подлинной реальности и в содружестве с Природой. Он с ней на равных. Без заискивающего восхищения ее величеством и без горделивого преувеличения своей творческой индивидуальности. Его страсть нежна, и реальность открывает ему незаметное для других, доверяет художнику свои тайны. Под кистью мастера изменчивая, быстротекущая жизнь претворяется в непреходящее, метафизическое состояние, состояние единства с миром. В результате этого единения в мастерской художника рождаются на мольберте плоды любви Мастера и Природы. Плоды, источающие зрителю во множестве оттенков преломленный и отраженный от холста Свет.

Даугавпилс – Вильнюс, июль 2008.